Хочу привести здесь понравившийся мне текст, весьма точно отражающий физиологические корни поступков и действий т.н. "Левых" в нашей стране.
ИТАК:
Человечество воевало всегда. И сколько бы не кричали о ее конце войны, с течением истории исчезают только люди, ее боящиеся, но не она сама.
Война – это ненависть. Мы настолько привыкли к этому, что, кажется, так было всегда. И даже смутные воспоминания о читанных в детстве рыцарских романах никак не влияют на привычный стереотип. «Ну, что это были за войны, так, баловство полу-турнирное…» Илья Эренбург, автор знаменитого стихотворения «Убей немца», с его знаменитым рефреном: «Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей», в более поздней статье, уже в сорок третьем году, исчерпывающе объяснил это состояние: «Война без ненависти так же отвратительна, как сожительство без любви. Мы ненавидим немцев за то, что должны их убивать». То есть – речь идет о принципиально мирном сознании, о сознании мирного человека, не-воина.
Такой человек для убийства врага, во-первых, должен преодолеть в себе мощнейший психологический запрет на убийство – и не в состоянии преодолеть его самостоятельно. Ненависть – тот ледокол, который единственно в состоянии взломать прежнюю, мирную установку. И дальше, во-вторых, не-воин продолжает подсознательно ощущать вину за нарушенный запрет, и теперь ненависть начинает подпитываться уже этим комплексом вины: ненависть к врагу, из-за которого пришлось пойти на нарушение запретов. «Ненавидим за то, что должны их убивать…» Именно такой комплекс переживаний и приводит к тому, что с войны возвращаются люди с психологическими проблемами, нередко – с серьезными неврозами. "Вьетнамский синдром", "Афганский синдром", "чеченский синдром"... Что дальше?
Первые войны, заслуживающие этого названия, начались только после неолитической революции. Переход к земледелию и скотоводству породил демографический взрыв, в результате которого все наиболее привлекательные регионы планеты оказались достаточно плотно заселены в течение пары тысячелетий. И сохраняющаяся высокая рождаемость – при сравнительно невысокой детской смертности (сравнительно с предыдущими, понятно, эпохами) – требовала куда-нибудь девать избытки населения. И тут впервые выяснилось, что большая часть плодородной земли уже «занята». Отселяющаяся часть племени должна была либо селиться на менее пригодных землях, либо – вытеснять местное население силой оружия. (Ситуации, когда пришлое население интересовалось именно теми экологическими нишами, которые были не нужны коренному населению, были сравнительно редки, хотя и случались: например, греки в Причерноморье, заселявшие ненужное скифам морское побережье, или русские в Сибири, селившиеся вдоль рек).
Причем происходили эти столкновения в мире, в котором существовала достаточно развитая межплеменная торговля, следовательно – люди часто и регулярно сталкивались с чужаками, по всей видимости, изучали чужие языки – иначе как торговать-то! Не исключено, что время от времени происходили межплеменные браки. То есть – все прекрасно понимали, что сражаются именно с людьми, а не с неведомой нечистью. Надо полагать, именно в эту эпоху и сложилось представление о мужчине как о воине, и обряд инициации подростков стал означать посвящение их в воины, а не в охотники, как раньше. Возникла воинская культура.
Но предназначение воина – сражаться с врагами и убивать их. В самом факте убийства не было ничего экстраординарного, воин с детства воспитывался в сознании неизбежности и желательности подобных действий. Необходимость воевать с соседями «за еду» (т.е. за ограниченные ресурсы -территорию, воду, etc.) совершенно не предполагала необходимости ненавидеть этих соседей. «Правильная война» подразумевала именно наличие воинского духа, в том числе – уважение к противнику (они не виноваты, что долина может прокормить только одно племя, но если уж это так, то пусть лучше это будет мое племя). Причем уважение к противнику было одним из краеугольных положений, на которых базировалась вся воинская культура.
Проявления этого уважения можно обнаружить во все века и во всех культурах – от североамериканских индейцев, у которых ритуальные пытки над пленным врагом сопровождались приветствиями и чествованием пленного, если он выдерживал пытки достойно (что. заметим, не мешало доводить пытки до конца – уважение отнюдь не синоним милосердия), до римлян, четко различающих достойных и недостойных врагов. Не случайно Марк Красс не удостоился триумфа после победы над Спартаком – триумф полагался полководцу, одержавшему победу над достойным врагом, а восставшие рабы не относились к таковым по определению. Почему? Да просто потому, что раб не мог принадлежать к воинскому сообществу. А именно принадлежность к этому сообществу и объединяла противников на поле боя. она же заставляла уважать достойного противника.
И после того, как чисто экономические соображения потребовали разделения общества на работающее и воюющее сословия – воинская культура достигла своего расцвета. Воин был частью двух разных сообществ. Он принадлежал своему обществу, народу, государству, за которых он и выходил на поле боя. Но на этом поле он встречался с людьми, которые ему были в определенной степени роднее, понятнее и ближе, чем те. кто оставался за спиной. Он вместе со своими противниками принадлежал к воинскому сообществу – и эта принадлежность была для него едва ли не важнее первой. Рыцарство осознавало свою «отдельность» от других сословий не столько по вертикали дворяне-крестьяне, сколько по горизонтали: фронтовики-тыловые. Почему, кстати, всегда дистанция между рыцарством (позже – служилым дворянством) и городским нобилитетом всегда была ощутимее, чем между офицером и старым солдатом. Солдат принадлежал к воинскому сословию, хотя и не принадлежал к дворянскому. Даже религиозные войны не смогли уничтожить эту культуру. Эксцессы вроде Варфоломеевской ночи все же случались реже, чем «нормальное» ведение войны, и даже крестовый поход не мог помешать Ричарду Львиное Сердце проводить время между боями в застольях с султаном Саладдином.
Воинский дух начал исчезать только после возникновения мобилизационных армий, когда в роли солдат оказались люди, давно забывшие (и не желающие вспоминать) нормы воинской культуры. Люди, не способные (и не желающие) убивать. Здесь имеет смысл вспомнить анекдот времен первой мировой войны. Мобилизованный еврей во время первого же артобстрела высовывается из окопа и кричит в сторону немецких позиций: «Вы что, с ума там посходили? Здесь же живые люди!» Мирные люди не могли идти в бой с воинским хладнокровием – и начинали ненавидеть противника. «Жестокости войны» в сегодняшнем понимании начались в XIX веке и достигли максимума к первой мировой войне. Вторая здесь уже мало что добавила.
(Кроме - Нюренбергског трибунала - Сталинского изобретения радостно слизанного нынешнеми "Общечеловеками" и поставленного на поток в Гааге .. примечание Читателя)
Воинская культура отнюдь не означает отсутствие жестокости – она означает отсутствие ненужной жестокости. Генерал Ермолов, впервые прибегший в Чечне к методам тотальной войны («аул, из которого раздался хоть один выстрел, должен быть сравнен с землей»), не был кровожадным извергом. Он был великолепным стратегом, понявшим логику кавказской войны и нашедшим адекватную форму ее ведения. И за «ненужную жестокость» он карал солдат так же строго, как несколькими годами раньше – где-нибудь под Греноблем. Другое дело, что карать особо не приходилось – солдаты были такими же профессионалами, как и сам Ермолов. Все эти нормы были у них в крови.
Но после второй мировой мир сильно изменился – и, в частности, изменилась логика войны. Сегодняшние войны практически отменили понятие фронта и тыла – и дальше они будут размываться еще больше. Вездесущие СМИ, во-первых, привели к тому, что «информационная составляющая» боевых действий приобрела беспрецедентное значение, и, во-вторых, сильно сузили возможности командования прибегать к «необходимой жестокости».
И начался обратный поворот.
Не-воины стали ненавидеть не только тех, кого они вынуждены убивать, а гораздо более того - тех, из-за кого они вынуждены идти на войну.
(В понятие ..."Тех, из-за кого"... входят не только конкретныее люди, политики, сообщества людей, но так же и СТРАНА, в которой они имеют "несчастье" пребывать....примечание Читателя)
Среди этих людей часто попадаются индивидуумы с "тонкой душевной организации", склонные к тому же к публичному слову, и вот, движимые самыми лучшими побуждениями - "спасти человечество от ужасов войны" - они творят ужасы более кромешные, чем взрыв боеприпаса объемного взрыва. ............
|