|
(перепечатано)
Вы думаете, конечно, если у вас появится искушение критиковать детей, я скажу: не надо? Не скажу. Напомню только следующее: прежде чем критиковать ребенка, прочитайте один классический образец американской журнальной литературы статью У. Ливингстона Ларида "Отец забывает". Эта статья была первоначально напечатана в качестве передовой в "Журнале для домашнего очага". Мы перепечатываем ее здесь в сокращенном виде.
Отец забывает
Слушай, сынок, говорю это, когда ты спишь, положи свою лапку под щеку. Светлые кудряшки прилипли к твоему влажному лобику. Я прокрался в твою комнату один. Несколько минут тому назад, когда я читал в библиотеке книгу, на меня нахлынула волна жгучего раскаяния. С чувством вины и пришел я к твоей кроватке.
Вот о чем я думал, сыночек: я был сердит на тебя утром, выбранил тебя, когда ты собирался в школу, так как вместо того, чтобы умыться, как положено, ты только провел полотенцем по своему лицу. Я дал тебе нагоняй за то, что ты не почистил свои ботинки, сердито закричал на тебя, когда ты уронил что-то на пол.
За завтраком тоже не оставлял тебя в покое. Ты пролил чай, жадно проглатывал пищу, клал локти на стол. Ты мазал слишком много масла на хлеб. Когда я уходил на работу, ты, убегая к своим игрушкам, обернулся" помахал мне рукой и крикнул: "До свидания, папа!". Я нахмурился в ответ: "Не сутулься!".
Затем после обеда все началось сначала. Подходя к дому, я заметил, что ты играешь в шарики, стоя на коленях. На твоих чулках были дырки. Я унизил тебя перед товарищами, заставил идти перед собой к дому. "Чулки дорого стоят, и если бы ты сам должен был покупать их, то был бы осторожнее". Услышать такое от отца!
Ты помнишь, как позже, когда я читал в библиотеке, ты боязливо вошел с настороженностью в глазах? Когда я взглянул поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали читать, ты заколебался у дверей, "Что тебе надо?" - огрызнулся я.
Ты ничего не сказал, но одним прыжком бросился ко мне, обвил ручки вокруг моей шеи и поцеловал меня, и твои ручки сжались с нежностью, переполнявшей твое сердце, нежностью, которую не могла уничтожить даже моя черствость. И затем ты убежал вприпрыжку вверх по лестнице.
И вот, сынок, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук, и ужасный, пронзительный страх овладел мной. Что сделала со мной моя скверная привычка. Привычка всегда обвинять, постоянно делать замечания. Все это доставалось тебе от меня только за то, что ты - мальчик. И не потому, что я не люблю тебя, а потому, что ожидал слишком многого от ребенка и мерил на свой собственный аршин - на аршин своего возраста.
В твоем же характере так много хорошего, тонкого, мерного. Твое маленькое сердце так велико, как рассвет над широкими холмами. Это проявилось в том порыве, с которым ты бросился ко мне и поцеловал перед сном.
Теперь ничто другое не имеет значения, сын: я пришел к твоей постели в темноте и, пристыженный, встал перед тобой на колени.
Это весьма слабое искупление вины, знаю, что ты не понял бы всего этого, если бы я сказал это тебе, когда ты не спишь. Но завтра я буду настоящим отцом! Буду дружить с тобой, буду страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. Я прикушу свой язык, если в нем появятся раздраженные слова. Я всегда буду повторять, как если бы это было ритуалом: "Он всего лишь мальчик, маленький мальчик!".
Боюсь, что мысленно видел тебя взрослым. Но теперь, когда я вижу тебя здесь, усталым и свернувшимся в своей кроватке, вижу, что ты еще ребенок. Вчера еще мать носила тебя на руках и твоя головка покоилась на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.
|
Регистрация
Вход
FAQ
Поиск
